Пасха!    В поисках неувядаемого цвета Божией Матери

Пасха — это праздник бессмертия. И афонские монахи отправляются в это время на поиски бессмертного цветка, «неувядаемого цвета Божией Матери». Этот цветок растет только на вершине  Святой Горы,  причем, в самых неприступных местах. В былые времена многие отважные искатели приключений поплатились жизнью, добираясь за этим сокровищем. Этот горный цветок действительно бессмертный! Сорвав его расцветшим на Пасху можно поставить в вазу в келье перед иконами. И он будет расцветшим сотни лет совершенно не меняясь. Итак, вперед — на поиски символа бессмертия! 

Неувя­даемый афонский цвет Божией Матери

Долго любовались мы на даль, с невольным трепетом теснились на краю отвесной высоты, смотря на монастырь святого Павла, располо­женный при подошве Афона. На эту сторону Афон был как бы обсечен, и глубокая бездна лежала под нашими ногами. Скромный Дифон, или по-русски — Афоненок, силился прижаться к своему дедушке-исполину, к своему величес­твенному Афону, но эта строгая бездна оттол­кнула его, и он недоступною своею вершиною уклонился к Святогорскому хребту и составляет его отвесный оконечник.

По-видимому, Дифон и Афон как будто были когда-то в неразрывной связи между собою, но тряхнули всею горою подземные вулканическое перекаты —   и могу­чий Афон треснул, отшатнулся от полуострова и составляет теперь как бы отдельную часть, как бы священный венец его, примкнувшись к нему только своею гранитною пятою.

Если отсюда смотреть на Святую Гору в сложности, то она действительно имеет вид креста, как заметил святой Афанасий Афонский.

Неувя­даемый цвет Божией Матери

На всей вершине Афона нет ни одного кус­очка, ни травки, ни залетной птички. Афон веч­ный и строгий анахорет! Впрочем, нескольки­ми уступами ниже в грозных трещинах скал его растет пленительный, так называемый «неувя­даемый цвет Божией Матери».

Чрезвычайно мил этот заоблачный цветок священного Афона, зато едва и доступен самым отважным хищни­кам его девственной красоты и стоит необык­новенных трудностей и усилий, сопряженных с ежеминутными опасностями за самую жизнь.  Неувядаемый цветок этот, как чистота сердца, любит строгое уединение и по большей части растет, как я сказал уже, в трещинах камней.

Там его в жаркий полдень освежают облака своим росным дыханием, там его живительно теплят в прохладу ночи испарения Афона, и под их благотворным влиянием цветок быстро раскидывает листки свои, развивает почку и скромно смотрится в играющие лучи солнышка, в ярком свете которых образуется его жизнь, разливается по нему розовый румянец, и к Троице цветок бывает уже в полной своей силе и с ароматным дыханием.

Неувядаемый цветок Божией Матери по своему виду может почесться отражением пленительной розы, с тою только разницею, что он невелик и чрезвычайно мил.

Один из числа собирателей этих цветов, зна­комый мне инок русский рассказывал, что раз, вскарабкиваясь со скалы на скалу к завиденным цветкам, он ухватился руками за висевший над ним камень, а ногами утвердился между тем на нижнем, и только что хотел протянуть руку, чтоб сорвать миловидный цветок, как камень из-под ног его выбился и с грохотом полетел в пропасть, над которою повис несчастный всем своим телом.

Мгновение оплошности —   и сам инок свалился бы за камнем по гранитным реб­рам исполинских скал в самую глубь пропасти. Подобный случай испытал и другой, тоже рус­ский, который, спускаясь с вершины Афона вниз на южную сторону, соскочил с одного камня на другой, низменный, но как-то ошибся» пролетел мимо него в небольшую рытвину и едва толь­ко растянулся в ней, верхний камень загремел над ним, всею тяжестью прыгнул в пропасть и долго грохотал в ней.

Перст Божий так покрыл бедняжку в это мгновение, что камень слегка только коснулся его, отчего несчастный впос­ледствии на всю жизнь остался кривобоким. Есть слухи, что кто-то оборвался и в самую про­пасть, и только найденная впоследствии на дне пропасти камилавка была свидетельством его страдальческой смерти. Вот чего стоит иногда пленительный цветок заоблачного Афона!

По обозрении всех частей видимого нами пространства мы укрепились легким обедом и после тяжелого пути, после разнообразных, а частью и грозных впечатлений, при взгляде на пропасть и при рассказах о несчастных при ней событиях расположились отдыхать на вольном воздухе, а некоторые разбрелись по южному скату горы, нашли там много снегу в одной трещине, и мы с наслаждением освежились им, потирая руки и высасывая из него живительный холод. Часа через три тем же путем спустились ы к Богородичной церкви, а к вечеру были ИР Кавсокаливском ските.

Спуск с горы

 Спуск с горы был для нас гораздо утомительнее, нежели восход на нее; мы пришли в скит до крайности разбиты усталые донельзя; братия, укрепившись ужи­ном, бросились в постель. Но у меня отнялся аппетит, жар во мне был несносный, жажда нестерпимая, и ночью почувствовал я лихора­дочные припадки. Утром, впрочем, все минова­лось.

По обозрении скита, напившись в келлии русского иеромонаха Серафима чаю с лимоном, сорванным нами с ветки только тогда, как лаки пел самовар, мы отправились далее в пустыню преподобного Нила Мироточивого, Афонского чудотворца.

Здесь я кончу мое письмо до времени, пото­му что поклонники уже готовы к отъезду, и мой вятчанин Игнатий вчера еще отправился на корабль. Сегодня, впрочем, забегал он и забежит к нам, но не знаю, успею ли я к его отбытию изготовить нужные письма в Россию. Россия! Россия! Милая отчизна! Жуковский совершенно прав в своем поэтическом чувстве к родине:

— О родина святая! Чье сердце не дрожит, Тебя воспоминая?

Афон 1844 Письма святогорца Часть I / Неувядаемый цыет Божией Матери

Музыка композитора Андрея Дмитриева. 
Подготовил иером. Серафим (Захаров)

По материалам сайта http://www.isihazm.ru